«Что ты себе вообразила? – призывала я себя к ответу. – Ты же видела, как Андрей смотрел на Элеонору на просмотре их фильма. Ты для него – просто старшая сестра его любимой женщины».

Я пробыла дома всего минут пять, как раздался телефонный звонок.

– Дома лучше? – услышала я опять в трубке.

– Да, мне дома лучше, – ответила я в этот раз.

– Вот и твоя сестра так же прямо сказала мне, что ей дома будет лучше, когда я предложил ей переехать ко мне… М-да, можно было бы отказать и помягче, раз такое дело. Мы ведь с ней старые друзья…

Я ждала продолжения, но его не было.

– А что было потом?

– Да ничего. Элеонора потом вела себя так, словно я ей никогда ничего не предлагал. Ну и я стал вести себя так же…

Зависло молчание. Я не знала, что сказать.

– Ладно, отдыхай, – произнес наконец Андрей и повесил трубку.

Был в прошлом один инцидент, который повлиял на мое отношение к сестре в последующие годы. Произошел он двадцать лет назад.

Был конец августа. Я только что вернулась из Ялты, гордая тем, что избавилась от девственности. Сестра проскучала все лето на даче с матерью и теткой. Вернувшись в Москву одновременно со мной, она упросила меня помочь ей купить бусы к новому платью. И платье, и деньги на бусы она получила от кого-то из наших родственников в день рождения. Мне претила идея совместного похода в магазин двух сестричек за бижутерией, но отказываться я не стала.

«Из разных сказок» – это было в точку: мы с сестрой и правда жили в разных мирах, хотя просыпались и ложились спать в одной квартире, где нас учила жить наша общая мать. Я была студентка, получала стипендию и делала с ней, что хотела. У меня имелись свои тайны, а теперь уже и любовник, моя же младшая сестра была еще школьницей, сидевшей под крылом матери, у которой она должна была просить деньги даже на мороженое. Ей только что исполнилось шестнадцать, уже не ребенок, но мать делала все, чтобы она взрослела как можно медленнее.

Мы должны были встретиться на углу Тверской и Охотного ряда. И вот я, загорелая и гордая собой, стою на условленном месте, а Эльки все нет. Я злюсь из-за ее опоздания. По моим понятиям, это она, младшая сестра, должна была прийти раньше. Я ведь жертвовала ей своим драгоценным временем, а теперь должна была еще и ждать ее.

Я уже собралась уходить, как увидела Элю, через две ступеньки поднимавшуюся по лестнице подземного перехода наверх, ко мне. Такой я ее не знала: распущенные волосы, взрослое платье без рукавов – то самое, которое ей подарили. Она надела его, чтобы легче было подобрать к нему бусы. Платье было палевое и очень ей шло.

От неожиданности я даже забыла отругать ее за опоздание. Мы пошли вверх по Тверской, и Эля стала мне что-то рассказывать. Я ее не слушала, совершенно потрясенная тем, что мы вдруг поменялись местами: раньше, когда мы шли вместе, мужчины смотрели на меня, теперь же было наоборот.

Эля это тоже видела и вся сияла, ведь и она испытывала такое в первый раз. Парни, пожиравшие ее взглядами, заряжали ее уверенностью, которая прежде была ей несвойственна. Когда она бывала со мной, то всегда тушевалась и держалась моей тенью. И вдруг – такая перемена.

К этой перемене я была не готова. Она мучила меня. Я почувствовала себя рядом с Элей старой вороной и ускорила шаг, чтобы сократить это публичное унижение. В магазине я показала сестре двое бус, которые более-менее подходили к ее платью, и оставила ее одну делать окончательный выбор, сославшись на спешку.

После того случая мне уже совершенно не хотелось куда-то ходить вместе с Элей. И я не ходила. Мы навещали вместе только родственников, и с нами в таких случаях была еще и мать.

15

В воскресенье утром я чувствовала себя вялой. Пока я раскачалась и собралась с мыслями, подошло время обеда. Есть не хотелось, хотя я еще и не завтракала – только выпила крепкий чай с лимоном.

Я выпила кофе. Голова заработала лучше. Вспомнились мои вчерашние фантазии в отношении Андрея, и мне стало смешно. Потом мелькнула мысль, что после нашей встречи с Таней Андрей сказал что-то странное о своем ощущении. Что это было? Я воспроизвела в памяти, как мы шли от Тани к метро, и вспомнила: он сказал, что почувствовал «душок». Вчера он не знал, с чем у него связано такое ощущение. Может быть, он знает это сегодня? Я сразу же ему позвонила, но он был в этот раз неразговорчив. Про «душок» Грохов вообще забыл. Когда я ему об этом напомнила, он сказал:

– Это мне лишь показалось.

На том наш разговор и кончился.

А потом меня заинтриговало обстоятельство, которому я до сих пор не придавала значения. Я тут же позвонила матери и спросила:

– Скажи, откуда у тебя номер моего рабочего телефона?

Понятно, что она могла получить его только от Элеоноры. Мне хотелось узнать, когда и при каких обстоятельствах.

– Это что, для тебя сейчас самое главное? – спросила Ольга Марковна своим теперешним старческим голосом, к которому я еще не успела привыкнуть.

– Представь себе.

– Я нашла записку с твоим номером на Элином столе в ее комнате.

– Как выглядела эта записка?

– Ну что ты привязалась? Обычная бумажка, на которой она записала твой номер. Под ним – твое имя.

– Для кого записала?

– Ну как для кого? Для себя, конечно, записала.

И в самом деле, кто не записывает чьи-то телефоны на бумажках, оказавшихся под рукой, и потом эти бумажки остаются где-то лежать. Что ж, получается, эта записка с моим номером оставалась на столе моей сестрицы все четыре года, с тех пор как я начала работать в «Дубраве»?! Или…

Но эту мысль я додумать не успела, поскольку Ольга Марковна сообщила мне ошеломительную новость:

– Снова звонил Вадим. Спрашивал об Эле. Так что она сейчас не с ним.

У меня уже возникали сомнения в верности версии, где главным действующим лицом был Вадим, но я еще держалась за нее. Других версий у меня и не было. И вот теперь рассыпалась в прах и эта.

После разговора с матерью меня одолела усталость. Вспомнилось, что сегодня должен был вернуться домой «мастер семейных фото- и видеорепортажей Кирилл Крынцев», как это было сформулировано на его визитке, для друзей – просто Кир. Увиделся наш поход в «Муромец». Официант Толик. Рассказ Толика о выступлении «Оказии» в этом кабаке во время празднования дня рождения депутата Заборова. Приколы его сестры в адрес дуэта и отказ Эли выступать дальше. Толику показалось, что Эля